— А тебя так волнуют ничтожные и безвластные, — сказала я. — Не сомневаюсь, что ты не спишь ночами, тревожась за их судьбы. Твое сердце просто истекает кровью.
— Не стоит так лицемерно на меня наезжать, — ответила Анаандер Мианнаи. — Ты служила мне без всяких сомнений две тысячи лет. Ты знаешь, что это означает, лучше, чем кто-нибудь другой. И я действительно тревожусь за людей. Но быть может, более отвлеченно, чем ты, по крайней мере в эти дни. Тем не менее все это — моя работа. И ты права: я не могу на самом деле избавиться от себя самой. Мне необходимо, чтобы об этом напоминали. И лучше всего, чтобы моя совесть была вооружена и независима.
— В прошлый раз кое-кто попытался быть твоей совестью, — сказала я, думая об Айми и о том солдате с «Милосердия Саррса», который отказался выполнять ее приказы, — и все закончилось ее смертью.
— Речь об Айми. Ты имеешь в виду солдата Один Амаат Один «Милосердия Саррса», — сказал ребенок, улыбаясь, словно при особенно прекрасном воспоминании. — Такой головомойки я не получала за всю свою долгую жизнь. Под конец она меня обложила и опрокинула свой яд, словно араку.
Яд.
— Ты ее не пристрелила?
— Пули оставляют такую грязь, — сказал ребенок, все еще улыбаясь. — Что напоминает мне кое о чем. — Она протянула руку за спину и провела по воздуху ручонкой в перчатке. Внезапно там возникла коробка, черная, словно всасывающая в себя свет. — Гражданин Сеиварден.
Сеиварден наклонилась вперед и взяла коробку.
— Я прекрасно понимаю, — произнесла Анаандер Мианнаи, — что ты высказывалась отнюдь не метафорически, когда заявила, что твой гнев должен быть вооружен, чтобы иметь какое-то значение. Я — тоже, когда сказала это про свою совесть. Просто чтобы ты понимала, что я действительно имею в виду то, что говорю. И для того чтобы ты не сделала никаких глупостей по незнанию, мне нужно объяснить, чем ты обладаешь.
— Ты знаешь, как это действует? — У нее были остальные пистолеты в течение тысячи лет. Более чем достаточно времени, чтобы разобраться, что к чему.
— До некоторой степени. — Анаандер криво усмехнулась. — Пуля, как, я уверена, ты уже знаешь, делает то, что она делает, потому что пистолет придает ей большое количество кинетической энергии. Пуля ударяется во что-нибудь, и эта энергия должна куда-то уйти. — Я не ответила и даже не приподняла бровь. — Пули в гарседдианском пистолете, — продолжила пятилетняя Мианнаи, — не пули в полном смысле слова. Это… устройства. В состоянии покоя, пока пистолет не приводит их в боевую готовность. Не имеет никакого значения, с каким количеством кинетической энергии они покидают пистолет. Начиная с момента столкновения пуля-устройство производит столько энергии, сколько необходимо, чтобы насквозь пробить цель на глубину один и одиннадцать сотых метра. И затем оно останавливается.
— Останавливается. — Я была ошеломлена.
— Один и одиннадцать сотых метра? — озадаченно переспросила Сеиварден, стоя на коленях рядом со мной.
Мианнаи пренебрежительно махнула ручонкой:
— Пришельцы. Другие стандартные единицы измерения, полагаю. Теоретически после приведения в боевую готовность можно спокойно бросить такую пулю во что-нибудь, и она прожжет это насквозь. Но их можно привести в боеготовность только пистолетом. Насколько я понимаю, во вселенной нет ничего такого, что эти пули не могли бы пробить.
— Откуда же берется эта энергия? — спросила я. Все еще пораженная. Потрясенная. Неудивительно, что мне понадобился всего лишь один выстрел, чтобы уничтожить тот бак с кислородом. — Она должна откуда-то браться.
— Надо думать, — сказала Мианнаи. — И ты вот-вот спросишь меня, как оно понимает, сколько ему нужно, или разницу между воздухом и тем, во что стреляешь. И этого я не знаю тоже. Ты понимаешь, почему я заключила тот договор с Пресгер. И почему я так тревожусь за соблюдение его условий.
— И так хочешь их уничтожить, — добавила я. Эта цель — это пылкое желание другой Анаандер, как я догадалась.
— Я не забралась бы туда, где нахожусь сейчас, ставя перед собой разумные цели, — сказала Мианнаи. — Тебе не следует говорить об этом ни с кем. — Не успела я и рта раскрыть, как она продолжила: — Я могла бы заставить тебя хранить молчание. Но я не стану этого делать. Ты явно существенная часть этого метания знаков, и с моей стороны неуместно влиять на твою траекторию.
— Не думала, что ты суеверна, — заметила я.
— Я бы не говорила о суеверии. Но у меня есть другие дела, которыми нужно заняться. Здесь осталось очень мало меня — настолько мало, что точное число — это секретная информация. А сделать нужно очень много, поэтому у меня на самом деле нет времени рассиживать здесь за разговорами. «Милосердию Калра» нужен капитан. И лейтенанты, как ни странно. Вероятно, ты сможешь выдвинуть их из своей команды.
— Я не могу быть капитаном. Я не гражданин. Я даже не человек.
— Ты — и то и другое, если я так говорю, — заметила она.
— Проси Сеиварден. — (Сеиварден поставила коробку мне на колени и снова опустилась на пол рядом с моим креслом, храня молчание.) — Или Скаайат.
— Сеиварден никуда без тебя не пойдет, — сказала лорд Радча. — Она дала мне это понять, пока ты спала.
— Тогда Скаайат.
— Она уже послала меня куда подальше.
— Какое совпадение!
— И на самом деле, она нужна мне здесь. — Анаандер поднялась на ноги, ее росточка едва хватало, чтобы смотреть мне в глаза, не поднимая взгляда, несмотря на то что я сидела. — Врач говорит, что тебе нужна по крайней мере неделя. Я могу дать тебе несколько дней дополнительно, чтобы произвести осмотр «Милосердия Калра» и загрузить все, что может понадобиться. Будет проще для всех, если ты просто скажешь «да» сейчас, назначишь Сеиварден своим первым лейтенантом и позволишь ей позаботиться обо всем остальном. Но делай, как хочешь. — Она стряхнула траву и землю со своих ног. — Как только будешь готова, мне нужно, чтобы ты как можно быстрее добралась до базы Атхоек. Она в двух шлюзах отсюда. Или была бы — если бы «Меч Тлина» не уничтожил один шлюз.